Free Speech / Свобода Слова. Адель Калиниченко. Упругая стена русского мозга.

Как известно, фразу из «Графа Нулина» «бывают странные сближения» Пушкин написал в ночь на 14 декабря 1825 года. А в нынешнем декабре, спустя почти два века, без четырнадцати лет, произошло едва ли не самое странное в современной истории «сближение»: почти одновременно вышли за порог покидаемого ими мира два правителя — Вацлав Гавел и Ким Чен Ир. Если вспомнить знаменитый вопрос Познера, позаимствованный им у Марселя Пруста, «оказавшись перед Богом, что скажете вы ему?» и предположить, что такая аудиенция состоялась (что совершенно, кстати, не исключено), то каждый из этих двоих, не сговариваясь, мог бы ответить, что пытался сделать свой народ счастливым. Но по-разному: один — вдохновенно утверждая свободу и человеческое достоинство, другой — и свободу, и человеческое достоинство с упорством маньяка искореняя. И в этом среди современных диктаторов почти не имел себе равных.

Года четыре тому назад, когда я работала в службе безопасности мюнхенского аэропорта, в один из дней я проводила паспортно-визовый контроль у пассажиров, вылетающих рейсом «Люфтганзы» в Пекин. В ожидании объявления посадки народ пил кофе, делал последние покупки в дьюти-фри, кое-кто, устроившись прямо на полу поближе к розеткам, писал что-то в своих ноут-буках. Но было в этой привычной картине и нечто совершенно странное и не ласкающее глаз. С полсотни человек в красных спортивных костюмах неподвижно сидели в креслах, опустив головы и глядя в пол. Они не смотрели по сторонам, не вставали с мест, не разговаривали и, казалось, даже не шевелились. Когда объявили посадку, и мы с коллегами стали проверять паспорта и посадочные, люди в красных костюмах продолжали молча сидеть на скамейках, плотно прижавшись друг к другу. Одна из женщин азиатской наружности, когда подошла её очередь, подала мне стопку из нескольких десятков паспортов, к тому же перевязанных вокруг резинками.

«Это паспорта наших спортсменов из Корейской Народно-Демократической Республики. Мы возвращаемся с соревнований из Румынии через Мюнхен и Пекин в Пхеньян», — сказала она. Самое удивительное было то, что она говорила по-русски. Оказалось, что эта женщина со связкой паспортов — переводчица, но никакого иностранного языка кроме русского не знает. Ей просто повезло, что она подошла именно ко мне. Потому что потом потребовалось всё доступное её пониманию красноречие, чтобы объяснить, что паспорта необходимо раздать владельцам, иначе они никуда не полетят. Требование повергло переводчицу в ужас. Она буквально взмолилась: «Нет-нет-нет, это нельзя!» Но тут как из-под земли образовалось десятка полтора северокорейских «людей в штатском». Они сгруппировались в сторонке и начали тихо, но энергично обсуждать сложившуюся ситуацию. Посадка заканчивалась, и им нужно было принимать, по всей видимости, ответственнейшее решение. И они его приняли! Люди в серых костюмах скомандовали своим подопечным встать, окружили их кольцом, взявшись за руки по периметру, но паспорт каждому выдавался лишь за шаг до контроля под бдительным присмотром сопровождавших. Из всех чувств в тот момент, когда я встречалась глазами с тихими молодыми людьми в красных костюмах, я ощущала только чувство огромной неловкости: что с ними вот так обращаются — хуже, чем с конвоируемыми преступниками, а я ничего не могу сделать. И никто ничего не может… И все мы невольно были соучастниками этого непристойного действа.

Юрий Галансков, один из первых российских диссидентов, в 72 году, задолго до Магницкого, в тридцатитрёхлетнем возрасте залеченный насмерть тюремными «медиками», в своей неоконченной повести писал: «Я знаю, что единственный выход из ада — это непреклонное стремление выйти из него… Неважно куда, важно выходить из ада».

В уходящем году исполнилось 50 лет возведению Берлинской стены, бывшей не только символом поруганной свободы, но и памятником неодолимому стремлению людей «выйти из ада». По данным правительства ГДР, при попытке перебраться через Берлинскую стену погибли 125 человек. Российские историки говорят о 192 погибших. По информации из ряда западных источников, число погибших при попытке бежать в ФРГ превышает тысячу человек.

В музее тюрьмы Штази в Берлине мне довелось поговорить с экскурсоводом музея Майком Френолем. Ему сейчас всего 44 года. Шесть лет и два месяца из них он провел в этой и других тюрьмах Восточной Германии. Возможно, все началось с имени, ведь отец назвал его на английский манер, потому что был фанатом Rolling Stones. Первый раз Майка посадили в тюрьму, когда ему было всего 17 лет. К ним в школу пришел офицер-пограничник и стал рассказывать о том, что Берлинская стена — это антифашистская защита границы. «А почему там, у стены, стреляют в мирных людей?» — спросил Майк. За этот вопрос он получил первые полгода тюремного срока. На свободу вышел уже убежденным борцом с режимом и занялся сочинением листовок — воззваний к согражданам. Так что вне тюрьмы ему посчастливилось побыть совсем недолго. Освободившись вторично, стал обдумывать детали побега на Запад. И опять был схвачен и посажен. Когда Майк отсидел третий срок (шел уже 1989 год), прямо из ворот тюрьмы он направился в пивную. Незнакомые люди за столиками пели, шутили, обнимались, смеялись. «Что происходит? Чему вы радуетесь?» — спросил бывший зек. «Стены больше нет! Ее нет навсегда!» — кричали ему в ответ. «Неправда. Я родился с этой стеной, с ней и умру. Стена переживет нас всех», — сердито буркнул Майк, думая, что его разыгрывают. На следующий день рано утром он всё же пошёл к стене. И вдруг понял, что своими ногами пришел в Западный Берлин. Сел на дорогу, обхватил голову руками и первый раз в жизни понял, что такое плакать от счастья: он пережил стену, оказался тверже ее.

В музей «Штази» бывшие работники тюрьмы приходят довольно часто. Многие из них живут в соседних домах, ведь квартиры им выделялись поблизости от работы. По словам сотрудников музея, почти все из которых в прошлом веке были заключёнными этой тюрьмы, бывшие тюремщики ведут себя крайне агрессивно, перебивают экскурсоводов, кричат, что все, о чем те говорят, клевета, и что настанет день, и они вернутся обратно в качестве персонала тюрьмы. Они и сейчас думают, что это ошибка — ведь их стена была построена навсегда.

«Не может быть и речи о демократии до тех пор, пока власть оскорбляет достоинство граждан, подминает под себя правосудие, средства массовой информации и манипулирует результатами выборов.

Но самой большой угрозой для России было бы равнодушие и апатия людей. Напротив, они должны неустанно добиваться признания и соблюдения своих прав и свобод. Оппозиционным структурам следует объединиться, сформировать теневое правительство и разъяснять свою программу людям по всей России», — эти слова за несколько дней до своего ухода адресовал россиянам в своём интервью «Новой Газете» Вацлав Гавел. Он знал, о чём говорил. Стены, возводимые тиранами, не столь уж и тверды, как это зачастую кажется. Сейчас то, что было ещё недавно Берлинской стеной, крошится даже от самого лёгкого прикосновения. Я знаю это доподлинно, потому что купила маленький её кусочек в сувенирном магазине на Унтен-дер-Линдер всего за два евро и располагаю теперь прекрасным вещдоком лживости утверждения, что зло — субстанция несокрушимая.