Десять лет назад в результате лихой операции спецназа по личному указанию генпрокурора был схвачен Михаил Ходорковский. Либеральное меньшинство, включая автора этих строк, было этим событием шокировано. Согласно его предрассудкам, с людьми такого общественного положения ТАК не обращаются. И вообще, либеральная государственная власть должна "прислушиваться" к либеральному капиталу. Захват и последующий арест Ходорковского переводит путинский режим, писал я тогда, в иное агрегатное состояние – в полицейскую деспотию, легитимирующую и консолидирующую свою власть именно чистками среди элиты. Понятие "путинская опричнина" тогда еще не вошло в обиход, поскольку еще не было известно, как "поднимутся" за счет разграбления трофеев заказчики и вдохновители расправ над юкосовцами.

Но это либеральное меньшинство. А лево-право-патриотическое большинство ликовало – наконец-то Путин начал по-сталински карать олигархов. Миллионы идиотов возликовали – грозный царь выкорчевывает боярскую измену, чека добралась до хозяев жизни... В последующие несколько лет тысячи из этих ликующих миллионов лишились своего бизнеса по той же схеме юкосовского разгрома.

Для людей либерально-правового сознания выбор Ходорковского в качестве цели образцово-показательных репреccий был нарушением общественного договора эпохи 90-х, когда, казалось, в России появляется некий вариант Habeas Corpus Act. Для людей традиционного, совково-византийского сознания те же события означали обратное: – заключение высшей власти с простыми людьми нового общественного договора, дающего правителю право карать и миловать невзирая на статус.

Все выступающие сегодня на бирюлевские темы (кроме тех, кого погром заставляет корчиться от стыда и бессильной ярости) отмечают: лишь атака толпы заставило власти очнуться и действовать. Погром легитимирован как средство гражданского и национального пробуждения. А унтерменши первого ("чурки") и второго ("халаты") разрядов легимитированы как таргеты такого пробуждения. Между тем, если бы вместо витрин, холодильников, ларьков и старых автомобилей таргетом национально-гражданского пробуждения стал местный околоток, итог воздействия был бы не менее впечатляющим. Но все поняли новые условия игры. Погром в частном секторе и против унтерменшей – хулиганство. Конфликт с властью – это уже "массовые беспорядки". И срок наказания вдвое выше.

Простая порядочность должна была заставить сторонников радикального протеста популяризировать в качестве легитимного таргета для народного гнева органы власти и ее представителей. Выбитые окна в местном чиновничьем пристанище никак не меньше разбитых витрин прочищают мозги власть имущих. В крайнем случае таргет протеста – это офисы и роскошное жилье тех, кто мучает и разоряет людей, их клубы, рестораны и т.п. Поэтому радующиеся сегодня бурному протесту должны были бы скорбеть о том, что отчаявшимся людям опять подсунули в качестве таргета таких же бедняков, только еще более бедных и бесправных. Но не скорбят, а ликуют, почти уже напевают "Марсельезу". Лишь некоторые эстеты критикуют погромщиков: перепутали по темноте своей таргеты – все беды от унтерменшей первого разряда, а они, дурашки, кинулись на второй разряд.

Терроризм – это нападение на гражданских лиц, на мирное население. Нападение повстанцев на военную базу, полицейский участок, на штаб терроризмом не является. Точно так же в ответ армия имеет право разбомбить базу повстанцев, но не соседнюю деревню (что уже является военным преступлением). Вооруженное нападение на силовиков и органы власти – это тоже очень опасное преступление, но это мятеж, а не теракт. Поэтому нападение протестующих на власть и хозяев жизни – это гражданский мятеж, а погром – это гражданский терроризм. Такой же точно по своему моральному смыслу, как волгоградский теракт.

Но в российском обществе с его государствоцентричностью все наоборот – как самое страшное воспринимается и наказывается атака на тех, кто профессионально подготовлен и специально обмундирован для конфликтов с толпой, атака на охраняемые объекты – символы власти. И почти безнаказанными оказываются те, кто атакует самых беззащитных. Так и государство, и гражданское общество специально отбирают легитимные таргеты для гражданского террора.